Лифт в преисподнюю - Страница 55

Тяжело играть без партнеров и текста. Этюд молчания — самая сложная ступень актерского мастерства. Зритель смотрит на хорошенькую статуэтку, а должен видеть крик души. Пришлось сконцентрироваться. Ветерок сбил ей волосы, и кокетливая прядь упала на щеку. Она даже не заметила этого. Ставя последнюю фишку, она представляла себе, будто бросает горсть земли в могилу самого близкого ей человека. Слезы текли уже натурально.

— Разве можно так относиться к игре? — услышала она приятный мужской голос за спиной.

Ника не сразу поняла, что с ней говорили по-французски. Этот язык она знала очень хорошо. Языку ее учила гувернантка-француженка, и Ника разговаривала почти без акцента. Ее пичкали французским с пятилетнего возраста. Сначала она его ненавидела, но потом ей внушили, что актрисе, будущей, разумеется, без французского не обойтись. В театральном институте Нику освободили от занятий: она знала язык не хуже преподавателя. Спустя годы эти знания вновь пригодились и сыграли немаловажную роль в решающий момент.

— Я играю не ради развлечения, — ответила она по-французски, не оглядываясь. Он это или нет, женщина с достоинством не покажет своих слез постороннему.

— Извините за навязчивость, но мне показалось, что я могу вам помочь.

Он это или не он? Девушка нашлась и сделала блестящий ход: вынула из сумочки платок и уронила его. Залп получился двойным. В эту же секунду шарик остановился и опять не там, где нужно.

— Черт! — вырвалось у нее по-русски. — Мне уже не поможешь, — добавила Ника по-французски.

Она нагнулась, но не успела поднять платок, его уже подняли. Девушка резко оглянулась. Кому не везет в картах, тому везет в любви. Это был он! Ника взяла протянутый платок и, отойдя от стола, вытерла слезы. Красавец в белом смокинге не отставал.

— Вы русская? — спросил он, не скрывая удивления.

— А что тут удивительного? По нынешним временам русских по всему свету встретить можно.

— Согласен. Тем более что я и сам из России, но, как вы выразились, по нынешним временам встретить молодую красавицу из России на юге Франции нетрудно, но услышать ее безупречную французскую речь крайне удивительно.

— Спасибо за комплимент и платок, но у меня нет настроения для светских бесед.

— Поверьте, я не хочу навязываться. Мне искренне жаль, что вижу молодую соотечественницу на Лазурном берегу со слезами на глазах.

— Не было никаких слез. Вам показалось. Извините, но мне пора.

— Хорошо. Никаких слез. Здесь неподалеку есть очень миленький тихий погребок, где подают великолепное вино. Почему бы не выпить пару стаканчиков? Ничего кроме пользы и поднятия духа и оптимизма.

— Оптимизм мне не помешал бы. Самую малость.

— Позвольте вас угостить. И хочу оговориться, я не имею никаких темных и меркантильных намерений.

«Имеешь ты их или не имеешь, все равно я тебя из своих когтей уже не выпущу», — подумала Ника, а вслух сказала:

— Хорошо. Но я не сумею составить вам достойной компании. И уж оптимизма точно не добавлю. Однако от вина не откажусь. Мне действительно не помешает выпить.

— Отлично!

Пришла она пешком со слабой надеждой на просвет, а уезжала на открытой машине, с шиком. Впрочем, Ника не сомневалась в собственных чарах. Другое дело, что она никогда не строила долгосрочных планов. Если подходить к сегодняшней бредовой затее серьезно, то требуется время для размышлений и выбора соответствующей тактики. Такой барьер нахрапом не возьмешь.

Она чувствовала исходящее от этого человека излучение надежности, уверенности и силы. То самое главное, что должно исходить от настоящего мужика.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Вероника. Но все с детства называют меня Никой.

— А меня зовут Гена.

— С отчеством, пожалуйста.

— Терпеть не могу официальность. И потом, я не такой уж старый.

— Дело не в вас, а во мне. В моем воспитании.

— Понимаю. Тогда Геннадий Устинович Чаров. Русский, холост, живу в Ленинграде. К слову «Петербург» еще не привык. Бизнесмен средней руки. Так лучше?

— А я актриса. Первый сезон в театре после окончания института. Воспитана в строгих традициях. По отцу Лапицкая, по матери княжна Оболенская. Росла и воспитывалась в имении князей Оболенских со всеми вытекающими из этого обстоятельствами.

— Теперь понятно, откуда такой безупречный французский. Так значит, вы девица голубых кровей, но пошли в комедиантки.

— А где еще, по-вашему, сегодня можно извлечь пользу из моих навыков — от умения скакать верхом, танцевать вальс и мазурку, музицировать, петь, говорить по-французски, носить корсет, гладить болонок, читать наизусть Пушкина, Батюшкова, Хлебникова, Баратынского и даже фехтовать на шпагах. Мать дала мне образование, соответствующее Смольному институту, но на дому.

— Вы уникальная личность, Ника.

— Эта уникальность мне очень часто боком выходила.

Белый открытый «мерседес» остановился в узком переулке на крутом склоне, с которого открывалась панорама на море и сверкающий огнями Промедан-Дез-Англе.

— Мы можем посидеть в погребке, а можем на террасе, любуясь видом на город, — предложил Чаров. — На ваш выбор.

— Лучше на террасе.

Здесь было тихо и уютно. Все посетители укромного уголка — только французы. Туристы плохо знают местность и не забираются так высоко. Им подали красное вино в кувшине и стаканы. Ника старалась не смотреть на своего кавалера. Можно увлечься и забыть о своей цели, тем более что обстановка располагала. На нее даже его вкрадчивый голос действовал завораживающе, так не долго и в омут с головой прыгнуть, тем более что мужчины в жизни Ники занимали не последнее место. Она любила красивые ухаживания, цветы, дорогие подарки. А кто не любит? Молодость и красота не вечны, и грех не использовать случай, не то потом на склоне лет и вспомнить будет не о чем. Ведь есть такие гордые и недоступные, которые в сорок-пятьдесят грызут локти и жалеют, что упустили момент. Слишком высокий ценник прикололи себе на грудь в расцвете сил и возможностей, а теперь готовы и сами приплатить, но уже поздно. Вот такую недотрогу она и решила сыграть для одного единственного зрителя.