Шесть папок толщиной в кирпич, набитых ксерокопиями документов были им изучены досконально. Теперь он мог написать книгу по истории рода Ростопчиных. Правда, книга получилась бы скучной и малоинтересной. Даже любителей русской истории она не очень бы заинтересовала.
Антонина Михайловна захлопнула последнюю папку и облегченно вздохнула.
— Кажется, это вся российская документация по Ростопчиным, что имеется на сегодняшний день.
— Немало. Хорошая работа, Тоня. Я доволен. Значит, все дороги ведут в Париж?
— Здесь искать некого. Ивана Ростопчина, праправнука графа, расстреляли в тридцать восьмом году. Его жену отправили в лагерь с двенадцатилетним сыном и шестилетней дочерью. Девочка погибла еще в дороге, а мальчика после смерти матери в сороковом году отправили в детский дом и дали ему новое имя и фамилию. Дальше тишина. Ну, а Петр Ростопчин, старший брат Ивана, уехал с женой во Францию в семнадцатом году, когда Николай Второй отрекся от престола. На этом мои возможности исчерпаны. Во Франции нет наших филиалов, и мы с ними не сотрудничаем. Наши отношения с французскими историками и архивистами испортились еще в пятьдесят четвертом, когда создавалась энциклопедия второй мировой войны, где мы французам отводили слишком незначительную роль, умаляя тем самым огромный вклад Де Голля и освободительной армии в победу.
— Следы Петра Ростопчина во Франции я сам найду. Когда знаешь, кого искать, уже проще. Но я не хочу забывать и про русские корни. Кажется, ты переживала, что оригиналы документов останутся невостребованными и навар с твоей работы будет не столь значительным. Мне они понадобятся. Центральный архив может запросить с Лубянки дело Ивана Ростопчина?
— Дело уже у нас.
— Отлично. Мне нужны все официальные справки вплоть до ордера на арест Ивана Ростопчина, а также акт о передаче его сына в детский дом.
— Такой кусок пирога потянет на солидную сумму.
— Получишь сполна. Но в довесок тебе придется составить справку на официальном бланке со всеми необходимыми штампами и печатями о том, что мальчику, переданному в детский дом, дали имя Устин Макарович Бесфамильный. И запомни главное, Антонина. Одну справку ты отдашь мне, вторую подколешь к делу. Этот документ имеет статус официальной бумаги и в случае запроса ответ должен носить конкретный характер.
— Бог ты мой, Геночка! Ты решил сделать себя потомком графа Ростопчина?
— Карты хорошо раскладываются. Мой отец Устин Бесфамильный — воспитанник детского дома. Теперь надо лишь выстроить мостик между двумя мальчиками, мы ровесники.
— Ну что же, Ваше Сиятельство граф Геннадий Ростопчин, я сделаю для тебя почти невозможное. Я всегда восхищалась твоей дерзостью. Размах у тебя поистине графский, ты достоин дворянского титула. Вот только на такой трюк у меня уйдет уйма времени. Для начала придется уничтожить все существующие корни твоего отца, а уж потом приписать ему новое прошлое. Одним словом, с ходу такие вещи не делаются.
— Я тебя не тороплю, Тоня. Возьми с дивана черный пакет. Там твой предварительный гонорар. На сегодня все. Я жду еще одного посетителя. Вам не следует встречаться.
— Все, убегаю.
Женщина допила кофе и подняла свою тяжелую тушу из кресла. Чаров отметил радость на ее лице, когда она забирала деньги. Он любил делать своим людям приятное. Они стоили того. Без них он бы так не преуспел. Искать черную кошку в темной комнате очень трудно, даже если ты ловкий и находчивый парень.
Пантелеев всегда опаздывал. Обижаться на него не имело смысла: передвигаться с клюкой, используя общественный транспорт — дело не легкое. Выдерживать напор вечно спешащей толпы не всегда удавалось даже тем, кто крепко стоял на ногах. Но с лица Сергея не сходила улыбка. Исключая моменты, когда он впивался в экран монитора компьютера и в его огромной голове начинался процесс «кашеварения». Кухня, малодоступная простым смертным. Впрочем, каждый имел свои собственные заморочки, не выносимые на общее обсуждение. Главным оставался результат. И когда цепочка из таких результатов складывалась в какой-то контур, можно было догадываться, что за рисунок появится перед глазами. Очень часто картина выглядела совсем не такой, какой ожидал ее увидеть Чаров.
Сегодняшний день никаких неожиданностей не принес. И слава богу. Геннадий Устинович лишний раз убедился в правильности своей версии. Прикончив последнюю сосиску и запив ее кофе, Сергей сказал:
— Ты, помнится, не хотел называть мне никаких имен. После того как я получил от тебя реестр раритетов, могу сам назвать имя. Не знаю, то ли ты хочешь от меня услышать, но человек, владеющий частью предметов из реестра, проживал в двадцатые годы двадцатого века в Париже. Зовут его Иван Ростопчин. Правда, на аукционе он своего имени не афишировал. В тысяча девятьсот двадцать втором году он продал через аукцион Кортье картину Рокотова. На оборотной стороне картины имелся фамильный штамп графа Федора Ростопчина. Подлинный. В двадцать пятом — золотую статуэтку Будды весом в полтора фунта, сделанную в Индии тысячу лет назад. Ее оценили в полмиллиона долларов. По тем временам неслыханные деньжищи. Иван Ростопчин распродавал не только богатство предков. В архивах аукциона сохранилась запись, где говорится о его предложении выставить на торги золотые часы генерала Берну, плененного в тысяча восемьсот двенадцатом году ополченцами Москвы и пропавшего без вести. Генерал Берну командовал авангардом при отступлении Наполеона и напоролся на засаду. Его отряд был разбит партизанами Дениса Давыдова. Аукционеры отказались принять этот лот предвидя скандал. И, разумеется, были правы. Бонапартистов во Франции хватало, можно было накликать беду. Пока это все, что мне удалось раскопать.